Караси и щуки - Страница 15

К оглавлению

— Серьезно, красивая? Да очень. Эффектная.

— Слушайте, a что если ее взять на содержаніе?

— Почему непремѣнно ее?!..

— Я въ этомъ, видите ли, ничего не понимаю, a вы говорите — красивая. Возьму ее на содержаніе, а?

— Позвольте! A вдругъ это порядочная женщина.

— Ну, извинюсь. Большая бѣда. Сколько ей предложитъ, какъ вы думаете?

— Ей Богу, затрудняюсь.

— Предложу три тысячи въ мѣсяцъ, чортъ съ нимъ…

Онъ догналъ даму, пошелъ съ ней рядомъ… Заговорилъ… На лицѣ ея послѣдовательно выразилось: возмущеніе, удивленіе, смущеніе, недовѣрчивость, колебаніе и, наконецъ, — радость, розовымъ свѣтомъ залившая ея красивое лицо.

Покупатель бумаги нашелъ самое нужное въ своей пустой жизни…

* * *

И подумалъ я:

«Теперь ты научишься и брилліанты покупать съ толкомъ, и обстановку выбирать въ настоящемъ стилѣ, и лошадь y тебя будетъ не одна, a двадцать одна, и картины появятся такія, передъ которыми будутъ останавливаться не десятки, a сотни, и во всемъ поймешь ты смыслъ и толкъ… и когда поймешь ты все это, какъ слѣдуетъ — не будетъ y тебя ни картинъ, ни лошадей, ни брилліантовъ, ибо есть справедливость на землѣ, ибо сказано: изъ земли взять, въ землю и вернешься.

Да будетъ впослѣдствіи тебѣ твое сорокарублевое жалованье пухомъ!»

«ПУБЛИКА»

Я сидѣлъ въ залѣ Дворянскаго собранія на красномъ бархатномъ диванѣ и слушалъ концертъ симфоническаго оркестра, которымъ дирижировалъ восьмилѣтній Вилли Ферреро.

Я не стенографъ, но память y меня хорошая… Поэтому, постараюсь стенографически передать тотъ разговоръ, который велся сзади меня зрителями, тоже сидѣвшими на красныхъ бархатныхъ диванахъ.

— Слушайте, — спросилъ одинъ господинъ своего знакомаго, прослушавъ геніально проведенный геніальнымъ дирижеромъ «Танецъ Анитры». — Чѣмъ вы это объясняете?

— Что? Да вотъ то, что онъ такъ замѣчательно дирижируетъ.

— Простой карликъ.

— То есть, что вы этимъ хотите сказать?

— Я говорю — этотъ Ферреро — карликъ. Ему, можетъ быть, лѣтъ сорокъ. Его лѣтъ тридцать учили-учили, a теперь вотъ — выпустили.

— Да не можетъ этого быть, что вы! Поглядите на его лицо! У карликовъ лица сморщенныя, старообразныя, a y Вилли типичное личико восьмилѣтняго шалуна, съ нѣжнымъ оваломъ и пухлыми дѣтскими губками.

— Тогда, значитъ, гипнотизмъ.

— Какой гипнотизмъ?

— Знаете, который усыпляетъ. Загипнотизировали мальчишку и выпустили. Махай, молъ, палочкой.

— Позвольте! Всѣ ученые заявили, что подъ гипнозомъ человѣкъ можетъ дѣлать только то, что онъ умѣетъ дѣлать и въ нормальной жизни. Такъ, напримѣръ, девѣушку можно подъ гипнозомъ заставить поцѣловать находящагося вблизи мужчину, но никакъ нельзя заставить говорить ее по-англійски, если она не знала раньше англійскаго языка.

— Серьезно?

— Ну, конечно.

— Тогда все это очень странно.

— Въ томъ-то и дѣло. Я поэтому и спрашиваю: чѣмъ вы объясняете это?

— Можетъ, его мучили?

— Какъ мучили?

— Да вотъ, знаете, какъ маленькихъ акробатовъ…

Разсказываютъ, что ихъ выламываютъ и даже варятъ въ молокѣ, чтобы y нихъ кости сдѣлались мягче.

— Ну, что вы! Гдѣ же это видано, чтобы дирижеровъ въ молокѣ варили?

— Я не говорю въ буквальномъ смыслѣ — въ молокѣ. Можетъ быть, просто истязали. Схватятъ его за волосы и ну теребить: «дирижируй, паршивецъ!» Плачетъ мальчикъ, a дирижируетъ. Голодомъ морятъ тоже иногда.

— Ну, что вы! Причемъ тутъ истязанія. Вонъ даже клоуны, которые выводятъ дрессированныхъ пѣтуховъ и крысъ и тѣ дѣйствуютъ лаской.

— Ну, что тамъ ваша ласка! Если и добиваются лаской, такъ пустяковъ — пѣтухъ, потянувъ клювомъ веревку, стрѣляетъ изъ пистолета, a крыса расхаживаетъ въ костюмѣ начальника станціи. Вотъ вамъ и вся ласка. A здѣсь — маленькій мальчуганъ дирижируетъ симфоническимъ оркестромъ! Этого лаской не добьешься.

— Значитъ, по вашему, его родители истязали?

— A позвольте! Зачѣмъ бы иначе въ эту исторію вмѣшалось общество защиты дѣтей отъ жестокаго обращенія. Значитъ, ребенка истязали.

— Значить, по вашему выходить такъ: беремъ мы обыкновеннаго миловиднаго мальчика, начинаемъ истязать, колотить его почемъ попало — и мальчишка черезъ годъ-два уже дирижируетъ симфоническимъ оркестромъ такъ, что всѣ приходятъ въ восторгъ?!. Просто же вы смотрите на вещи.

— Виноватъ! Вы вотъ все меня спрашиваете: объясни, да объясни. A какъ вы сами объясняете?

— Что? Вилли Ферреро?

— Да-съ.

— Тутъ если и можетъ быть объясненіе, то гораздо сложнѣй. Послѣднія завоеванія оптической техники…

— Вы думаете — посредствомъ зеркалъ?

— То есть?

— Знаете, зеркала подъ извѣстнымъ угломъ… Фокусники достигаютъ того, что…

— Нѣтъ-съ, это пустяки. A видѣлъ я лѣтомъ въ «Акваріумѣ» механическаго живописца. Маленькій человѣкъ, который собственноручно портреты съ публики писалъ. Представьте себѣ, я узналъ, какъ это дѣлается: онъ соединенъ электрическимъ проводомъ съ настоящимъ живописцемъ, который сидитъ за кулисами и рисуетъ на другой бумагѣ. И что же вы думаете! Устроено такъ, что маленькій живописецъ геніально точно повторяетъ всѣ его движенія и рисуетъ очень похоже.

— Позвольте! Механическаго человѣка можно двигать электричествомъ, — но вѣдь Ферреро живой мальчикъ! Его даже профессора осматривали.

— Гм! Пожалуй. Ну, въ такомъ случаѣ — я прямо отказываюсь понимать: въ чемъ же тутъ дѣло?!.

Я не могъ больше слушать этого разговора:

— Эй, вы, господа. Все, что мы говорили, можетъ быть очень мило, но почему вамъ не предположить что-либо болѣе простое, чѣмъ электрическіе провода и система зеркалъ…