Караси и щуки - Страница 19

— Слушайте… A нельзя его не пускать въ трамвай?

— Попробуй, не пусти. Я, говоритъ, такой же пассажиръ, какъ другіе! Въ столовой тоже: я, говорить, такой же обѣдающій, какъ другіе… A какое тамъ — такой! Все-таки кайзеръ — жалко — ну, лишній кусокъ и ввернутъ или полтарелочки супу подбросятъ.

— A въ «Розовомъ Медведѣ» все еще живетъ?

— Живетъ. За послѣдніе полмѣсяца не заплатилъ. Портье жаловался мнѣ. Напомнить, говоритъ неудобно, a хозяинъ ругается.

— Положеньице! A кайзеръ такъ и молчитъ?

— Не молчитъ, положимъ, да что толку… Вотъ, говоритъ, выпущу военный заемъ — тогда и отдамъ. Что жъ военный заемъ, военный заемъ. Военный заемъ еще продать нужно.

— Некрасиво, некрасиво. Лучше бы, чѣмъ сигары раскуривать — за номеръ заплатилъ.

— A вы думаете, онъ свои куритъ? У него теперь такая манера завелась: высмотритъ кого поприличнѣе и сейчасъ съ разговорчикомъ: «Далеко изволите ѣхать?» — До Пупхенъ-штрассе, ваше величество". "А, это хорошо. Кстати: нѣтъ ли y васъ сигарки. Представьте, свои дома забылъ". Жалко, конечно, — даютъ. Но, однако — сегодня забылъ, завтра забылъ — но нельзя же каждый день! Мы тоже не милліонеры.

— И не говорите!.. Съ займомъ тоже: подписался только онъ самъ на полмилліарда, да дѣти по сту тысячъ. Больше никто. Однако, подписаться подписались, a взноса ни одного еще не сдѣлали. Сухіе орѣхи. Даже задатку не дали.

* * *

Черезъ два мѣсяца, въ общественной столовой:

— Послушайте, вы тамъ! Бросьте ѣсть свою гороховую сосиску. Кайзеръ пришелъ. Спрячьте ее.

— A что, развѣ неудобно при немъ ѣсть?

— Не то. A увидитъ еще да попросить кусочекъ — вамъ же хуже будетъ.

— И Боже жъ ты мой! Кайзеръ, кажется, какъ кайзеръ, a совсѣмъ не по кайзериному поступаетъ.

— Довоевались.

НАЧАЛЬНИКЪ СТАНЦІИ

Это былъ обыкновенный замухрышка начальникъ станціи. Ничего въ немъ не было замѣчательнаго: ни звѣзда во лбу не горѣла, ни генеральскимъ чиномъ не былъ онъ отличенъ, ни талантами, ни умомъ не блисталъ.

И однако же, когда я пришелъ къ нему и сказалъ: "Прошу пропустить мои вагоны черезъ вашу станцію — онъ отвѣтилъ:

— Не пропущу.

— То есть, почему это не пропустите?

— Не пропущу.

— Однако, по закону вы должны пропустить!

— Не пропущу.

— A что нужно сдѣлать, чтобы вагонъ былъ пропущенъ?

— Смазать.

— Васъ или вагонъ?

— Меня.

"Эхъ, смазалъ бы я тебя, — сладострастно подумалъ я. — Такъ бы я тебя смазалъ, что ужъ никогда больше не скрипѣлъ бы ты y меня надъ ухомъ". Вслухъ я удивился:

— Какъ же это васъ можно смазать? Чѣмъ? Не понимаю.

— Золя читали?

— Даже въ подлинникѣ.

— A я въ переводѣ. Романъ y него есть одинъ "Деньги".

— Знаю. Такъ-то жъ романъ.

— Хорошо… Пусть то будетъ романъ, a то, что вашъ вагонъ будетъ стоять здѣсь до второго пришествія — это печальная дѣйствительность.

— Значить, вы хотите получить съ меня взятку?

— Нѣтъ, я хочу получить отъ васъ благодарность.

— Ну, хотите я васъ поцѣлую, если пропустите вагонъ.

— Мнѣ съ вашего поцѣлуя не шубу шить…

— A вы хотите, значитъ, получить такое, съ чего шубу можно сшить?

— И шапку.

— Не дамъ.

— Не надо. Я сейчасъ прикажу отцѣпить вагоны.

— A я донесу на васъ.

— Доносите.

— Васъ арестуютъ.

— Можетъ быть.

— Посадятъ въ тюрьму, будутъ судить.

— Чепуха! Ничего подобнаго.

— Ахъ, такъ? Хорошо же.

Я пошелъ и донесъ, кому слѣдуетъ, что начальникъ станціи Подлюкинъ вымогаетъ отъ меня взятку.

— Вы жалуетесь на Подлюкина?

— Да. Знаете, онъ хотѣлъ получить съ меня «благодарность» за пропускъ вагона.

— A вы что же?

— Я ему говорю: "Вы, значитъ, хотите получить взятку?"

— Такъ и спросили? A вы знаете, что это оскорбленіе должностного лица при исполненіи служебныхъ обязанностей?

— Да какое же это исполненіе обязанностей, если онъ хотѣлъ содрать съ меня взятку?!

— Это и есть исполненіе его обя… Гм!.. Впрочемъ, что я говорю… Знаете, что? Плюньте на это дѣло.

— Не хочу! Подать судъ Подлюкина!

— Трудновато. Вы знаете, что онъ въ хорошихъ отношеніяхъ съ Мартыномъ Потапычемъ?..

— Хоть с Чортъ Иванычемъ!

— Экое каверзное дѣло… Тогда вотъ что: мы его арестуемъ, но только, ради Бога, не подпускайте его послѣ ареста къ телеграфу.

— Почему?!!

— Телеграмму дастъ.

— Кому?

— Мартынъ Потапычу.

— A тотъ что же?

— Освободитъ.

— Въ такомъ случаѣ я самъ буду присутствовать при арестѣ…

* * *

Такъ оно и было:

— Вы начальникъ станціи Подлюкинъ?

— Я Подлюкинъ.

— Мы васъ должны арестовать по обвиненію въ вымогательствѣ.

— Хоть въ убійствѣ. Только дайте мнѣ возможность къ телеграфному окошечку подойти.

— Нельзя!

Первый разъ въ жизни поблѣднѣлъ Подлюкинъ.

— Какъ нельзя? Я же не убѣгу! Только напишу телеграмму и при васъ же подамъ…

— Нельзя.

— Ну, я напишу, a вы сами подайте…

— Не можемъ.

— Въ такомъ случаѣ… вонъ тамъ стоитъ какой-то человѣкъ. Позвольте мнѣ ему сказать два слова.

— Это можно.

Подлюкинъ пріободрился.

— Послушайте, господинъ… Вы чѣмъ занимаетесь?

— Я проводникъ въ спальномъ вагонѣ.

— Хотите быть начальникомъ движенія?

— Хочу.

— Такъ вотъ что: вы знаете Мартынъ Потапыча?

— Господи… Помилуйте…

— Прекрасно. Такъ пойдите и сейчасъ же дайте ему телегра…

Мы заткнули ему ротъ носовымъ платкомъ и повели къ выходу.

* * *

— Я ѣсть хочу, — заявилъ Подлюкинъ.