Такъ кончится французская борьба на Руси…
Скука человѣческая вознесла ее превыше лѣса стоячаго, скука человѣческая и положить ее на обѣ лопатки.
Разбредутся безработные борцы, всякій по своему дѣлу, и не скажутъ даже напослѣдокъ своему предводителю:
— Ave, дядя Ваня! Morituri te salutant.
Не скажутъ, ибо не только не знакомы съ латынью, но и по-русски подписываются такъ: «Борѣцъ Сиргей Петухофъ».
Труднѣе всего угнаться за вѣкомъ. Только что ты, запыхавшись, догналъ его, осѣдлалъ, какъ слѣдуетъ, вспрыгнулъ и поѣхалъ на немъ, — какъ онъ снова дѣлаетъ скачекъ, сбрасываетъ тебя и снова, сломя голову, мчится впередъ, a ты плетешься сзади — усталый, сбитый съ толку, ничего не понимающій.
Все это время я думалъ, что не отстаю отъ вѣка, a на-дняхъ мнѣ пришлось съ горечью убѣдиться, что это рѣзвое животное снова оставило меня далеко позади.
Недавно я зашелъ въ первое попавшееся кафе на Невскомъ.
Цѣль y меня была весьма скромная, но достойная всякаго уваженія: выпить стаканъ кофе. И только.
Оказывается, что въ 1915 году это не считается цѣлью. Это только средство.
Не успѣлъ я усѣсться за столикомъ, какъ какой-то не особенно щеголевато одѣтый господинъ, чахлый и запыленный, подошелъ ко мнѣ и, положивъ руку на край стола, спросилъ, таинственно озираясь по сторонамъ:
— Рубашки есть?
— Есть, — отвѣтилъ я немного удивленный выбранной имъ темой разговора при столь поверхностномъ знакомствѣ со мной.
— Продаете?
— Нѣтъ, зачѣмъ же, — съ достоинствомъ отвѣтилъ я. — Мнѣ самому нужны.
— Жаль. A то бы дѣло сдѣлали. Термометры вамъ нужны?
— Какіе термометры?
— Обыкновенные, лазаретные.
Тутъ я вспомнилъ, что y меня дома не было ни одного термометра. «Заболеешь еще, — подумалъ я, — нечѣмъ и температуру смѣрить».
Это соображеніе заставило меня отвѣтить съ полной откровенностью:
— Нужны.
— Сколько?
— Что сколько?
— Термометровъ. Предупреждаю, что y меня немного. Могу предложить 120 гроссовъ.
— Господи Іисусе! На что мнѣ столько! При самой тяжелой болѣзни я обойдусь однимъ.
Онъ в ужасѣ поглядѣлъ на меня, отшатнулся и поспѣшно отошелъ къ самому дальнему столику.
Другой господинъ, толстый, упитанный, въ песочнаго цвѣта костюмѣ, подошелъ ко мнѣ въ ту же минуту. Приблизилъ ко мнѣ отверстый тяжело дышащій ротъ и вполголоса спросилъ:
— Свинцовыми бѣлилами интересуетесь?
— Нѣтъ, провѣривъ себя мысленно и не колеблясь, отвѣчалъ я.
— Дубильную кислоту имѣете?
Мнѣ надоѣли его безсмысленные вопросы и приставанія; чтобы отдѣлаться отъ его предложеній, я рѣшилъ прихвастнуть:
— Имѣю.
— Много?
— Сто пудовъ, — тупо уставившись въ стаканъ съ кофеемъ, буркнулъ я.
— Беру.
— Какъ такъ берете?
— Продаете вы ее?
— Что вы! Какъ же я могу продать… Она мнѣ въ хозяйствѣ нужна.
— Простите, — съ уваженіемъ склонился передо мной господинъ песочнаго цвѣта. У васъ кожевенной заводъ?
— Три.
— Очень пріятно. Почемъ y васъ пудъ выдѣланной, для подметокъ?
— Пятьсотъ рублей.
Господинъ испуганно запищалъ, какъ резиновая игрушечная свинья, изъ которой выпустили воздухъ, и въ смятеніи уползъ куда-то.
Если онъ былъ сбить съ толку и растерянъ, то и я былъ сбитъ съ толку и растерянъ не менѣе его.
Я ничего не понималъ.
Третьяго господина, подошедшаго ко мнѣ, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформомъ.
— Нѣтъ, нервно отвѣтилъ я и иронически добавилъ: — A вы подковами интересуетесь?
Онъ ни капельки не обидѣлся и не удивился.
— Помилуйте! Съ руками оторву. Сколько y васъ круговъ?
— Сорокъ тысячъ.
— Чудесно. A почемъ?
— По тысячѣ сто.
— За тысячу?
— Конечно. A то за что же?
— Сбросьте по три сотни.
— Не могу.
— Ну по двѣ съ половиной. Ей Богу, иначе нѣтъ смысла.
— Что жъ дѣлать, — холодно пожалъ я плечами. — Кстати… (спокойно, но сгорая тайнымъ любопытствомъ, спросилъ я) для чего вамъ такая уйма подковъ?
— То есть какъ для чего? Для военнаго вѣдомства.
Краешекъ завѣсы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.
— Вотъ оно что! Сѣрной кислотой интересуетесь?
— Интересуюсь. И кофе интересуюсь.
— A азбестомъ?
— Конечно. Бензиномъ… тоже…
— И сливочнымъ масломъ?
— Особенно. Но сейчасъ я много далъ бы за нефтяные остатки.
— Серьезно, много дали бы?! У меня есть.
— Что вы говорите! Гдѣ?
— Дома. Собственно, это скорѣй керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухнѣ горитъ, ну оно и оста…
— Чортъ знаетъ, что такое! вскипѣлъ мой собесѣдникъ. — Съ нимъ о дѣлѣ говоришь, a онъ шутитъ! Мнѣ слишкомъ дорого время, чтобы…
— Да чортъ васъ возьми! Кто къ кому подошелъ: я къ вамъ, или вы ко мнѣ?! Кто къ кому обратился съ разговоромъ?.. Я къ вамъ или вы ко мнѣ?! Чортъ васъ разберетъ, что вамъ нужно?!. Для чего мнѣ ксероформъ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мнѣ нужно, a излишекъ я вамъ могу предложить! Кофе вы интересуетесь? Масломъ вы интересуетесь? Пожалуйста — вотъ оно! Ѣшьте! Бензинъ вамъ нуженъ? У меня есть дома ровно столько, сколько вамъ нужно, чтобы вывести пятна на вашемъ костюмѣ!!
Тонъ его сдѣлался мягче.
— Вы, очевидно, первый разъ здѣсь, вотъ вамъ и странно. Серьезно вы мнѣ кофе предлагали или шутя?
— Серьезно. Садитесь.
Мы пили уже по второму стакану кофе, и я съ грустью чувствовалъ, что никогда вѣкъ не скакалъ такъ рѣзво и никогда мнѣ больше не угнаться за нимъ.